Взгляд Ангела, или По следам жениха - Мирослава Дорофеева

Творец создал мир с чувством любви к свету.

У самых ворот стояла Маша, красивая и неповторимая. В черных брючках, бордовой ветровке нараспашку и высоко поднятым хвостом черных волос. Улыбалась и, сияла огромными глазами, в которых отразился весь мир, покрытый розами любви. Я с размаху кинулась к ней на шею, даже сдвинув ее немного назад. Рядом с ней меркла вся округа, я видела только ее сияющие глаза.

– По – спокойнее северянка, а то вместе будем валяться на асфальте, нас люди не поймут, – рассмеялась Маша, принимая меня в объятия.

– Маша, какая ты умная, красивая, – говорила я, чмокая Машу в щеки и глаза.

– Ты у меня тоже ангелочек, – она оторвала меня от себя на вытянутые руки и чмокнула в макушку.

– Ну, что едим на Киевский там, в ресторане ждем ваш поезд, – деловито скомандовала Маша.

– Ой, Маша я ведь с тетей Галей, – я вдруг вспомнила, что не одна.

Мы оба уставились на хохлушку, которой пришлось подобрать брошенную мной сумку, дотащить две сумки к воротам и смотреть на нас, утирая пот с лица, любоваться нашей бурной встречей.

– Теть Галя простите, – извинилась я. – Знакомьтесь, это моя Маша, – с гордостью произнесла я.

– Ох, какие вы красивые деточки, – хохлушка проговорила, принимая поцелуй в щечки, которым наградили мы её.

Мы, не сговариваясь, чмокнули толстушку, в щеки, и она приняла Машу как родную. Весело проболтав в ресторане до самого поезда. Мы расстались с Машей на перроне, она помахала мне на прощание, сказала: «будешь ехать, назад звони». Я ликовала что, пробыв две, три недели в Донецке снова смогу обнять свою подругу. Поезд медленно тронулся с места, мы заняли свои места в купе. Застучали ритмично колеса, впереди нас ждала Украина.

Красота спасает мир и губит судьбы.

Прошло три дня после тоя в Кизляре. Жених один приехал к родителям Шарафат, как добропорядочный сын с извинениями, по поводу того, что он нарушил традиции и не появился утром на продолжении торжества. По правилам традиции, он должен был оставить невесту, там, где живет на попечение своей родни и вернуться на той, что бы молодая невеста могла освоиться в новой жизни, привыкнуть к окружающей её обстановке.

– Отец, мы приедем к вам в гости, как только Шарафат забеременеет, – склоняя голову в почтении, говорил новоиспеченный зятек.

– Береги девочку сынок, – советовал растроганный отец уважением.

– Я, что вам маленький калым заплатил? – почему-то раздражаясь, произнес зятек.

– Нет, все хорошо, я так по-отцовски волнуюсь, – забормотал отец, понимая, что в каждом доме другой мужчина хозяин.

– Не волнуйтесь, нельзя же вековым традициям плевать в лицо, – зачем-то укоризненно проговорил зять.

– Да сынок наши традиции такие, с ними не поспорить, – успокаивая себя хорошими мыслями о счастливом будущем дочери, отец отдал дань должного традициям.

На этой ноте расстался жених с отцом своей будущей жертвы. Его сознание ликовало, предвкушая азартную игру с жертвой. Он был одержим своей идеей, сценарий, которой писал сам. Не сейчас, не сегодня, начало было положено в далеком детстве, в его искалеченном детстве…

– Все милочка твой рай закончился, впрочем, и жизнь тоже, – проговорил шипящим голосом жених, его красивое лицо исказила гримасы злобы.

Он говорил стоя возле дверей и брякая ключами. Он распахнул двери, в комнату брызнул свет с лестничной площадки. Шарафат вздрогнула, сжалась в комочек. Семь дней, которые она прожила в особняке раем назвать сложно. Она ехала в черной волге и мечтала, что будет вечно счастлива, так как у него нет родни, что она самая счастливая невеста, что ей повезло, она дома одна без свекрови и толпы гостей, что ей ублажать только мужа, но иллюзия развеялась в первый день прибытия в большой особняк мужа. Задать вопрос, почему у них нет брачной ночи, не успела, наверное, он дает мне привыкнуть к нему, к новой жизни, он такой красивый, так думала Шарафат, когда они спускались на нижний этаж особняка, но это были фантазии юного воображения, и они рухнули со звоном металлической двери. Жених пропустил невесту вперёд, грубо подталкивая в полумрак, и захлопнул двери, щелкнул замком. В мрачной комнате подвала Шарафат потеряла счет дням, томилась в неизвестности, ожидая своей участи. Кошмар продолжился сегодня утром. Жених вернулся из родительского дома.

– Иди, приведи в порядок свадебный наряд, – приказ звучал холодным тоном.

Шарафат метнулась в спальню, спешила, не хотела гнева мужа. Из рассказов и традиций все знала, ей нужно подчиняться всем капризам мужа. На ходу стала стягивать с себя одежду, потом поняла, что жених следует по пятам и смотрит взглядом хищника на девственность. Вспоминать о невинности и краснеть нельзя, надо его ублажать. Осталось снять одни штанишки, девичья грудь шестнадцатилетней девочки не нуждалась в нижнем белье, привлекла взгляд зверя. Шарафат заливаясь краской невинности, розой, пылающей на смуглом личике, горели щёчки, оголилась, свадебный наряд привела в порядок и стала медленно его одевать, потому что волнения взяло вверх над желанием угодить. Жених стоял в дверях, наслаждаясь картиной выполнения указания. Приказал, когда невеста закончила возню с платьем…

– Косы расплести, – раздался даже не голос, а скорее всего рык, но слова были понятны.

Образ зверя, невозможно было разместить на красивом лице жениха, но хищник уместился внутри тела, внутри всей личности, выдавая себя жестами и голосом. Руки дрожали, косы с трудом поддались задеревеневшим пальцем. Страх заполз внутрь девичьего сознания, непонимание светилось в глазах, немой вопрос – что происходит? – застыл на припухших девичьих губах.

– Подавай мне обед в зал, – развернулся и ушел.

Жених сидел на стуле с высокой спинкой, доедал вкусный обед. Возле его ног сидела, сжавшись комочком Шарафат, в том же свадебном платье, которым гордилась, когда одевала его, семь дней назад. Семь дней она не мылась, не переодевалась, привела в порядок наряд и последовала за женихом, она страдала в полутемной комнате подвала. Жених тыкал пальцем, во что ни будь на столе, невеста должна была ему подать и смотреть в глаза, такие правила игры установил, если она отводила взгляд, он вытягивал руку, резким движением ударяя ее по лицу или груди.

– В глаза смотри! – следовал окрик, после удара.

Она незамедлительно должна была поднимать голову и смотреть ему в глаза. Если замешкается, жених ее бьет, пока только руками. Когда он доедал обед, она сидела комочком у его ног с задранной головкой, стараясь угодить, заглядывала в глаза ему, как собачонка, к тому же голодная. Он кидал маленькие кусачки еды, если она не могла поймать их ртом и хватала руками, он выбивал еду из рук. Легкая дрожь била все её тело, ведь разум совсем молодой, в шестнадцать лет не принимает кошмара как реальность. Ее огромные глаза на крыльях черных ресниц собрали капельки слезинок. Шторы плотно были занавешены, в комнате стоял полумрак. Закончив с обедом, жених ногой в лакированных ботинках отодвинул невесту.

– Лежать, – команда для собак, но предназначено невесте.

Жених распахнул шкаф, вытащил коробку набитую разно колерными свечами. Расставил их везде, где только ему в голову взбрело. Решил, что пришло время для любовных утех. Подобным образом проявивший себя человек, соответственно и все стальное будет делать совсем не по-человечески. Сейчас страдает девственница, ведь это ее первый опыт в сексе. Принимая, что мир может быть таким извращенным, а люди могут быть животными. Он сидел на краю дивана, раздвинув ноги.

– Ползи сюда, я дам тебе леденец, – хищно прищурившись, сказал жених.

Шарафат и не думала отказываться, она поползла, выпрямляясь из согнутого комочка, после пинка. Подползла, не зная, что делать дальше. Он протянул руку, схватил ее за загривок, больно стягивая волосы в пучок. Он тоном доброго учителя объяснил, что надо делать дальше, помня о том, что она девственница, уточнял тонкости процесса.

– Это мой член, твой леденец, ха-ха, – он громко и весело смеялся, красивым смехом, красивого мужчины, – Что впервые видишь? Посмотри поближе. Можешь трогать, нежно пальчиками гладить. Это яички их надо любить. Поцелуй их, моя девственница, полежи язычком, так как собачка лакает воду, только не спеши медленнее, медленнее. Умничка, старайся.

Он застонал, наслаждаясь ощущениями, что не говори, а плоть хитра, ей нужно прикосновение, даже если извращение ума стремится к экзотике в действиях. Он закончил насиловать ее в рот, залив всю гортань белой жидкостью, постоянно выкрикивал.

– В глаза смотри, – резкий окрик, резал слух.

Он спрятал леденец в штаны, вытерев его ее волосами. Она обессиленная повалилась на пол, надеясь, что все закончилось, что это самое страшное и противное, что происходит в любви, семье, сексе, но это были цветочки, так плоды посыпались тяжелыми ударами на ее хрупкое тельце. Невеста не понимала зачем, за что ее бьет муж. Жених купил ее для того чтобы завести свою машину дури. Он бил невесту, ему важно было, что бы она была в свадебном платье и смотрела в глаза. Невеста страдала, стонала, плакала, но не кричала до одури и ничего не просила, не просила, пощадить её или не бить, с детства зная, что он муж и господин дарован традиций, обычаем, судьбой, в конце концов, или злым роком. Знать, ее судьба такая и она подчинялась судьбе, воле, внушенной с детства. Жениху неважно было ее имя, ему нужна была невеста в свадебном платье, униженная, в глазах со страданием и болью. Он не желал слышать ее слова, он запретил ей их произносить, и если звучало слово, то он бил по губам, по лицу. Губы уже были разбиты в кровь.